В отношении к «трудовикам» всегда есть какая-то снисходительность, нотка иронии, несерьезности. Будто и сам предмет второстепенный, не такой и важный. Но все выглядит иначе, когда учитель вкладывает в трудовое 40 лет своей жизни. «Освитория Медиа» узнала, как работать с учениками, которыми обычно интересуется только полиция.
Что продать, чтобы купить материал
В солнечный день актовый зал не оставляют тусклость и сырость. Дети несмело выкладывают на стол перед сценой свои резные работы — дощечки для нарезания, испещренные тонкими узорами. На ярких ценниках: 30-50-70 гривен.
Это Самгородоцкая школа-интернат для детей со сниженным зрением. И хотя на этом название могло бы закончиться, вместо этого разрастается длинным: «из неполных, неблагополучных, малообеспеченных семей, детей-сирот, полусирот, лишенных родительской опеки».
Раньше эту школу называли просто «детдом» и здешние в нее не ходили. Боялись.
Раньше здесь не было экзаменов и ЗНО. Теперь есть и около полсотни местных пришли на обучение, потому что в маленьких классах детям уделяют больше внимания. Но…
«Наташа собственными глазами видела, как папа зарезал маму, а Саша…» — слова директора школы-интерната летят легко, будто идет речь о чем-то ненастоящем, а не об историях из жизни учеников. Здесь через одного — такая.
Дети показывают свои изделия нескольким гостям из Киева, ради которых, кажется, и проходит ярмарка. Гости расспрашивают: «А какую дощечку посоветуете?», «А кто-то знает, что означают эти узоры?» Дети не знают, но знают, из какого дерева каждая дощечка и сколько времени нужно, чтобы такую вырезать. Так же, как знают, что весь свой заработок отдадут на новые материалы для резьбы.
Мужчина, похожий на сказочного волшебника, неподвижно наблюдает за торгами, опираясь на фортепиано. Это учитель трудового обучения Василий Викторович. Здесь проходит его сороковой год учительства.
Неглавный учитель
На стенах мастерской Василия Викторовича замерли плакаты станков из шестидесятых годов, на столе — кипа протертых копирок, списанных и изрисованных. Но без них — как без рук. По вечерам учитель перерисовывает из интернета в альбом узоры для резьбы. Играется, переделывает, составляет. Чтобы детям было что выбрать. «Потому что хочу научить».
— Это моя профессия, я ее выбрал, — говорит уверенно. — У меня был учитель трудового обучения, от которого я был в восторге! Я у него дневал и ночевал, домой обедать не приходил, мама только и искала, где я делся.
Теперь днюют и ночуют около Василия Викторовича его ученики. Он с гордостью вытягивает из шкафа коробку с инструментами — стройные молоточки, стамески, ключи, отвертки.
— Это все начиналось с куска ржавого железа. Все детскими руками, — говорит. — Ученики талантливы все. Только талант этот надо найти и раскрыть. Я ищу его в трудовом обучении.
Выключатели, крышки, розетки — Василий Викторович водит пальцем по стене класса-мастерской, указывает на все перечисленное. Это все делали в школе, даже вязали авоськи. А потом в класс заходила какая-то тетя Надя, тщательно все проверяла, платила и исчезала. За авоську давала 24 копейки. Это было давно.
Раньше таких школ, как самгородоцкая, было четыре на Украину. Почти все ученики имели группу инвалидности из-за тяжелых нарушений зрения. После школы их ждала работа на производстве, поэтому уроки трудового давали необходимые для жизни умения.
— При этом я не чувствовал, что я здесь главный учитель. Тогда учитель русского был главным. Трудовое никому не было нужно. Хотя практически никто из наших детей не шел на высшее образование.
Олимпиада по трудовому
Николаю на вид 12 или 13. Мелкая татуировка на руке. Резкие движения.
Склоняется над своей дощечкой низко-низко, старательно вырезает лепестки. Дерево плохо дается, крошится, линии ломаются, но парень не бросает попыток.
— Когда нечего делать, то лучше на кружок пойду, — говорит, не отрываясь от работы.
Дерево для занятий с учениками Василий Викторович выпросил у знакомой: орех и березу. Резцы делали сами: учитель и дети, два-три часа каждый вечер, потому что купить — слишком дорого — 200-300 гривен. Да и ломаются часто.
— То кожи нет такой, как надо, то еще чего-то, — вздыхает учитель. — Проблемы есть, но без проблем неинтересно жить.
— Василий Викторович, я правильно режу? — Николай допытывается сквозь шум разговоров гостей и детей. Неуслышанный продолжает нажимать на доску.
Когда ученики и гости выходят из класса, учитель соглашается рассказать, кого он учит.
— Коля… у-у-у. Тот кругом интересен. И в полиции интересен. Из-за этого я его к себе и забрал. Шустрый парнишка. Думаете, он здесь один такой? А Юля, думаете, так просто пришла ко мне резать? Нет! Она хотела где-то себя реализовать. Начала с выжигания. Потом: «Я резьбу попробую». Раз, второй, третий — оторвать нельзя. Она не будет получать эту профессию, она очень умная. Но знаете, ребята часто нюхают древесину и стружку. Никогда не видел, чтобы девочка. А она нюхает. Представляете? Она от этого удовольствия получает! И я ее не гоню. А Тоня? Тоня в 10-м классе. Такая девушка была, что по всей Калиновке ее искали, где она и с кем. Чего она только не видела в этой жизни. Но когда в прошлом году пришла к нам — бросила курить. Я ей предложил выжигать.
Тоня выжигает новую картину. Говорит: «Маме подарю». Стас тоже выжигает. Говорит: «Пока не закончу — никому не покажу». Подходит только, спрашивает, правильно ли светотень нанес.
Тоня — своеобразный ребенок, потому что может бросить выжигатель и уйти. Тогда учитель ждет, пока она вернется, извинится и скажет: «Что-то у меня здесь не выходит». — «Так надо было сразу — я бы тебе подсказал».
— Такие дети, — с пониманием объясняет Василий Викторович. — Никуда не денешься. Поэтому и трудно, потому и устаешь. Таких тяжелых детей надо чем-то загрузить, попробовать найти в них что-то такое, чтобы они поверили сами, что чего-то достойны. Что не только полиция может ими интересоваться. Я этого Колю повез на олимпиаду, а он занял второе место в области. Представьте себе. Вы хоть знаете, на каком он небе?
«Из всех, всех 17 школ я второе место взял!» — пересказывает учитель слова своего непростого ученика.
— Так и работаем. Но я уже заканчиваю работу. Пусть приходят молодые. Я очень устал, хочу отдохнуть. У меня два сына. Я их ничему не научил, — голос учителя слабеет и стихает.
— Я здесь дневал и ночевал. Хочу пожить немножко для себя. Когда-то… — урывает почти неслышно.
На стене в мастерской есть один особенный плакат. «Поверь в себя». Он о том главном, что все годы показывал своей работой Василий Викторович. Будет висеть он и тогда, когда учитель отсюда уйдет.
