Финалистка ТОП-50 мировой премии Global Teacher Prize — об учениках, эмоциях и силе учителя
Люди с инвалидностью — просто люди, убеждена Наталья Гладких.
Она — одна из лучших учителей в мире, ведь вошла в ТОП-50 мировой премии Global Teacher Prize. В 2017 году Наталья была в пятерке лучших педагогов Украины, а теперь вместе с Александром Жуком будет бороться за «учительский Оскар» уже на международном уровне. Работая коррекционным педагогом в специальной школе для детей с инвалидностью, она поняла, что каждому ребенку с комплексными нарушениями нужен индивидуальный подход и методика обучения. Поэтому Наталья с единомышленниками ежегодно организует инклюзивный летний кемп «Космолагерь — пространство для всех» в Новопечерской школе и уже второй год руководит учебным процессом в образовательном пространстве школы, где учатся подростки с комплексными нарушениями.
А также Наталья — руководительница инклюзивных проектов общественной организации «Видеть сердцем», которая помогает детям, подросткам и молодым людям с инвалидностью, создавая проекты для их социализации и адаптации в обществе.
Как это — учить детей со сложными комплексными нарушениями, быть поддержкой для их родителей и помогать коллегам не выгорать на работе, Наталья рассказала в откровенном интервью субботним вечером после долгого рабочего дня.
Изменений не было слишком долго
Инклюзия для меня — это сама жизнь. Вокруг нас много невидимых миров, где живут люди с инвалидностью, дети с онкозаболеваниями, люди, которых булят и не принимают. Этих миров множество. Если объединим их все и будем принимать друг друга — это и будет инклюзия.
Когда-то давно я хотела заниматься танцами, но мне сказали: посмотрите на себя — хореографом вам не быть (я всегда была полненькой). Так разбилась моя детская мечта. Мама посоветовала идти в педагогическое училище, ведь я хотела работать с детьми. Как только подали документы, мне сказали, что буду учителем начальных классов со второй специальностью — руководитель детского хореографического кружка. Все это случилось в один день.
Лишь значительно позже, когда я уже пять лет проработала в специальной школе для детей с инвалидностью, поняла, что моя история с инклюзией начинается значительно глубже. У меня есть сестра с инвалидностью, младше на два года. Помню, своими глазами видела, как учительница в школе рвала ее тетрадь, потому что она плохо писала. Действительно, у сестры есть двигательное нарушение, и письмо давалось ей с трудом. Тогда об инклюзии никто не говорил, в школе она училась недолго — поскольку была не такой, как остальные дети. Ее отправили в интернат в 50 километрах от дома. Поэтому последующие годы мы виделись только в выходные дни. Где-то три года назад я позвонила Олесе Яскевич и сказала, что знаю, почему я в инклюзии. Я в ней ради изменений, потому что их не происходило очень долго.
Каждый ребенок требует индивидуального похода
Помню, как на последнем курсе колледжа у нас преподавали коррекционную педагогику — тогда я узнала, что существуют дети с нарушениями зрения, слуха. Для меня это было такой диковинкой — я думала: как они учатся читать и писать? Затем в педуниверситете встретила тотально незрячую девушку, которая училась вместе с нами. Тогда я поняла, что попала, куда надо: я помогала ей все пять курсов, научилась сопровождать человека с нарушениями зрения, рассказывать обо всем вокруг, овладела шрифтом Брайля и как учить других писать им. Дальше пошла работать в специальную школу для детей с комплексными нарушениями. Тогда случилось еще одно открытие — оказывается, у ребенка может быть несколько нарушений одновременно. От таких детей школы отказываются — у учителей опускаются руки, они не знают, как работать. Дети очень разные, и невозможно использовать одну методику обучения для разных детей. Каждый ребенок требует индивидуального подхода.
В 2014 году я встретила Олесю Яскевич. Она тоже занималась детьми с комплексными нарушениями и хотела вывести эту тему на другой уровень в Украине, показать, что такие дети есть. Нас с Олесей пригласили спикерами на семинар в музей Тараса Шевченко, потому что тогда как раз пространство музея делали доступным. Мы встретились у нее дома накануне семинара — меня тогда удивило, как Олеся просто пригласила к себе домой незнакомого человека. Когда поговорили, то поняли, что будем двигаться дальше вместе.
Йога вместо физкультуры, кулинария и арт-терапия
Второй год подряд работает наш пилотный проект для подростков с комплексными нарушениями — мы попытались создать образовательную среду, где они могут учиться и коммуницировать, а не сидеть дома и заниматься с учителем по несколько часов дважды в неделю. Это похоже на настоящую школу — сюда нужно доехать, познакомиться с другими подростками, заявить о себе, пообщаться с незнакомыми взрослыми — кураторами и волонтерами. Но программа и предметы у нас совсем другие.
Физкультуру мы заменили йогой: у нас много подростков с нарушением опорно-двигательного аппарата, у них проблемы с глубоким дыханием, и йога как раз очень помогает им это исправить. Есть также sport-time: дети изучают разные виды спорта и пробуют себя в них. Опираясь на программу Шона Кови, мы разработали предмет «Лидер во мне» — здесь дети учатся тому, что каждый из них является личностью, которая вправе выбирать: например, с каким цветом волос прийти на следующий день. И однажды они пришли с зеленым, розовым, синим цветом волос в школу, родители помогли покраситься. Вы бы видели, как они радовались! Даже те дети, которые не могут говорить, всем телом показывали свой восторг. Независимо от нарушений, подростки остаются подростками: они хотят чувствовать себя крутыми и показывать это.
Проводим также занятия по кулинарии, и они нравятся всем. Даже те дети, которых сложно усадить за другие занятия, когда понимают, что сейчас приготовят что-то, а потом это съедят, терпеливо сидят и работают. В этом году чередуем — одну неделю изучаем страну через ее национальную кухню, другую неделю — проводим арт-терапию: к нам приходит художница, и дети рисуют с картин Ван Гога, Малевича и разбирают эти произведения искусства. Кто-то рисует руками, кто-то берет кисточку в рот, но они рисуют с образцов мировой классики, это то, чем можно поделиться с другими.
Мы специально называем наши предметы интересно, на английском языке — это нечто крутое и хайпове, сразу хочется учиться. Когда проводили детям виртуальную экскурсию по Турции, наши кураторы принесли в школу кальян. Они показали ученикам, что в Турции это часть культуры, подростки могли понюхать разные ароматы табака. А потом девушки-кураторы выносили турецкую пахлаву и рахат-лукум в традиционных юбках из монеток. Дети, которым нельзя есть сладости, могли нюхать и мять их руками, но главное — они погрузились в эту культуру так, будто побывали в другой стране.
О норме и антинорме
Многие скептики говорят, мол, подростки с комплексными нарушениями ничего не понимают. Это не так — они понимают, и глубину их понимания мы не в состоянии постичь. Потому что это мы, взрослые, не способны подобрать к ним ключик коммуникации. Мне понравилось, как сказал тренер на семинаре по танцевальной терапии: «Когда я работаю с детьми с инвалидностью, то они — норма, а я — антинорма». Если начнем смотреть на ситуацию так, то поймем: у подростков с инвалидностью все ок, у них такие возможности. И мы должны воспринимать их такими, как они есть.
Сейчас у нас 35 подростков, они разделены на две группы: одни приходят в понедельник и среду, другие — во вторник и четверг. Мы взялись именно за подростков, потому что детей младшего возраста могут взять в центр развития — пока ребенок маленький, с ним можно играть, забавляться. Но когда это уже подросток, начинается кризисный пубертатный период — гормоны бушуют, ребенок все время кричит, не может контролировать свои эмоции. Подростков уже не берут нигде, потому что с ними сложно, они выпадают из системы вообще.
За эти два года работы проекта изменились их родители. Когда дети были маленькие, родители верили, что их можно развить и скорректировать. А когда начался сложный подростковый возраст, родители начали сомневаться — смогут ли дети еще что-то. С одной девушкой-подростком была проблема — она очень нервничала и кричала, когда нужно было вовремя выйти из дома. Теперь, когда ее собирают в школу, она просто терпит, пока ее оденут и заплетут, потому что знает, что здесь она должна быть красивая и стильная, ведь в школе есть общество, друзья.
Как только родители прекращают верить в своих детей, результатов не будет. А если родители верят, происходит невероятное. У нас есть мечта — чтобы у нас была школа от первого класса и до последнего, но с обратной инклюзией: сделать обучение настолько крутым, чтобы к нам хотели приходить дети без инвалидности.
«А для чего деньги?»
И в проекте, и в инклюзивном «Космолагере» с нами работают волонтеры. Для нас они как семья, это наше сокровище. В обществе привыкли воспринимать волонтерство через деньги — заплатил, и все. Мы показываем другую сторону — можно прийти, поиграть, пообщаться или просто побыть рядом и подержать ребенка за руку. Вы можете дать свое время. У нас сложные дети: многие не могут двигать руками, им нужна помощь взрослого. Если мы все танцуем и поднимаем руки вверх, то взрослый поднимает руки этого ребенка вверх, ведь мы танцуем все вместе.
Как-то в «Космолагерь» пришел поволонтерить мужчина — в белой рубашке, лакированных туфлях, с кожаным кейсом. Я познакомила его с Димой — это мой ученик, он очень любит поговорить, но вижу — разговор у них не клеится, волонтер растерялся. Говорю Диме, спроси, кем этот человек работает. Он назвал должность и сказал, что она связана с деньгами. А Дима тогда — а что такое деньги? Тот начал объяснять о ценных бумагах и прочем. Ясно, что Дима не понял ни слова из этого объяснения, потому просто спросил: а для чего нужны деньги? Волонтер не знал, что ответить, наверное, в тот момент всю жизнь переосмыслил. Больше он к нам не приходил.
Мы до сих пор не нашли ответ на вопрос, почему к нам приходят волонтеры. Они говорят, что у нас царит атмосфера принятия и искренние эмоции — это то, чего всем нам недостает в нашем урбанистическом быстром мире. Почему у нас в обществе люди умалчивают о том, насколько часто сталкиваются с неприятием, нетолерантностью. Мы стесняемся признать свои слабости, делаем вид, что мы сильные, у нас все ок. На самом деле можно и нужно говорить о своих чувствах в этот момент: я сейчас злюсь, я сейчас спокоен, я раздражен из-за того и того.
Вместо того чтобы говорить, мы уходим от проблемы или нападаем в ответ.
Каждую эмоцию можем проследить в теле
Когда-то я поняла, что и сама нуждаюсь в психологической помощи. Уже второй год учусь на танцевально-двигательного терапевта — это методика, которую начали внедрять в военных госпиталях, куда приезжали травмированные солдаты. Из-за психологических и моральных травм эти люди отказывались есть, разговаривать. Когда с ними двигались и танцевали, они постепенно выходили из этого состояния, перерождались и учились коммуницировать. Сейчас вижу, что телесно-двигательная терапия очень хорошо работает с подростками с комплексными нарушениями, потому что они мало двигаются в своей жизни.
После того как мы подвигались, садимся в шеринг — обсуждение в кругу. Когда тело избавилось от зажимов и напряжения в мышцах, они могут выдохнуть и наконец поделиться болезненными историями. Одна девушка рассказала, как переживала смерть своей бабушки, например. Каждую нашу эмоцию мы можем проследить в теле: если это злость — сжимаем челюсти, если страх — чувствуем дрожь. Такие зажимы в мышцах приводят к психосоматическим заболеваниям.
Именно благодаря работе с детьми с комплексными нарушениями я научилась понимать свои чувства: если чувствую, что мне нужна помощь или выходной, могу об этом сказать. Если куратор в школе говорит, что завтра не может выйти на работу, мы это воспринимаем нормально: понимаем, с кем и как они работают.
Для меня самое сложное — быть контейнером для всех эмоций и историй, которые я слышу и принимаю от людей: это сложные истории от родителей, вызовы от кураторов и волонтеров в школе. Должна выслушать, подбодрить, дать уверенность человеку, что все получится. Так же и другие учителя — они являются контейнерами всех эмоций и состояний детей, с которыми взаимодействуют в течение дня. Им очень нужна супервизия, чтобы иметь возможность поделиться и пережить все эти истории.
Я черпаю свой ресурс из того, что и для чего мы делаем. Когда вижу улыбающиеся лица детей, которые могут сказать или показать свою радость, или нас, учителей, которые могут натупить (и это тоже нормально), меня это вдохновляет. Когда чувствуешь эту искренность вокруг себя, вдруг осознаешь: вау, и я могу быть собой, мне не нужно притворяться.
